|
Владимира Гнеушева привела в поэзию романтика моря. И он решил, что чем «красивее» он будет говорить о морской службе, тем лучше он выполнит свою творческую задачу. И вот пошли одно за другим — «слепящий ливень снегопада», «жесткая, как заповедь, каюта», «тревожные ветры мужественных северных морей», «тугое объятие волн», «весенний жизнерадостный прибой» девичьих глаз, «ветров соленых пенье», старлей, играющий «на пианино вальс старинный» (ох, уж эти морские пианисты, заполнившие и кино, и театр, и поэзию, и прозу!). Между тем, когда поэта отпускала болезнь красивости, он писал очень просто, естественно, талантливо:
И я гляжу, как на закате
качают темные валы
в конце походов и занятий
отяжелевшие стволы.
Уже не детскими глазами
мы на судьбу свою глядим.
И тишину в компасном зале
курсантам новым отдадим.
В книге Владимира Гнеушева «Южные города» труднее провести водораздел между своим, самобытным и тем, что «влетело» в книгу из привычной поэтической традиции, хотя чувство пути отчетливо ощущается и у него. Он с какой-то изнуряющей настойчивостью тиражирует красивости интимной лирики, ставшие давно уже предметом пародийного вышучивания. Он может, не обинуясь, обронить: «я чувство свое, как бокал, поднимаю», или: «мелодия «Южного неба», как первое чувство, чиста», или: «и понял я, что, чувствами клубя, во мне живут, как честь неразделимы, мысль о тебе, улыбка для тебя, и каждый шаг — для родины любимой». Эти вялые «бальмонтизмы» подчас отбрасывают стих Гнеушева куда-то в дали прошлого, и тогда возникает не образ современного моряка, живущего среди шорохов электроники и плеска волн, а образ некоего прекраснодушного сердцееда, онемевшего «перед роскошью синевы», слушающего, млея, симфонию Моцарта и глядящего из раскрытых окон в мир, «пропахший сиренью».
В книге Владимира Гнеушева пока сосуществуют два разных восприятия мира. Одно — строгое, точное, взвешенное.
Сухой цветок на глинистом обрыве
да воздуха прохладного глоток,
сазаний всплеск, плоды на дикой сливе,
испуганного суслика свисток.
Далеких гор слепые очертанья,
палатка над бегущею водой.
Мерцанье звезд. И властный зов желанья —
как голод перед самою едой.
Тут каждое слово как солдат в строю. Ничего лишнего, ничего «со слезой». Сдержанность и многозначность. Это работа настоящего художника. А рядом разбрелись «овцы словесного стада», как сказано в одной из песен калик перехожих, и лениво щипают траву «романтики» под присмотром дремлющего пастуха:
Благодарю весенний этот день
за гул дождей, за тихий трепет листьев.
За то, что он развеял ночи тень
в напевах трав
и в чистом птичьем свисте.
За ветры, будоражащие кровь,
за ясность в золотых от солнца струях,
за дружбу и
за первую любовь
весенний этот день
благодарю я.
Право дело, нельзя не вспомнить при чтении этого ленивого мадригала насмешливые лермонтовские строчки: «Устрой лишь так, чтобы тебя отныне недолго я еще благодарил». Владимир Гнеушев уже сделал выбор в пользу поэтической строгости и простоты, в пользу точности, а не красивости. Но у него не всегда хватает мужества расстаться со старым поэтическим реквизитом. Зрелость обязана быть мужественной.
По материалам сайта - Стихи о...
|