Самый талантливый эксцентрик сегодняшнего кино или прирожденный трагик; просто красавец или актер, который меняет лицо и личность, как костюм – в зависимости от роли. Мнения расходятся: он занимает умы. А сам теперь предпочитает больше чувствовать, чем думать. Встреча с Джудом Лоу, возможно, самым открытым человеком на свете.

Он играет только на сцене и только на камеру. Вне их он неподдельный, естественный. Может быть, впервые в жизни я встречаю человека, который настолько не заботится о производимом им впечатлении. Он движется плавно и бескостно, ему не мешает свет, на него направленный, – фотограф работает в течение всего нашего интервью. Лоу ничего не мешает, ничего не сковывает. Он не сдерживает своей очевидной энергичности и часто меняет позу в кресле. Он назначил мне встречу в отеле на улице с красноречиво-лондонским названием Ричмондские Конюшни. И это выбор настоящего лондонского жителя, человека практичного и смущающегося излишней роскоши. Это тишайшее место в самом сердце громокипящего Сохо, на первом этаже демократичное кафе, наверху – «номера повышенного комфорта», сьюты…

У него теплая, сухая, очень большая ладонь. Крепкое рукопожатие и открытая улыбка… И удивительно прозрачные, цвета морской волны английские глаза. Эти глаза не могут лгать. Это глаза завоевателей, колонизаторов, первопроходцев. Глаза пирата и покорителя джунглей и прерий. Отчаянного парня, который ничего особенного от жизни не ждет и относится к ней, как к делу, которое нужно сделать. Глаза коренного лондонца, реалиста без иллюзий и новатора без страха.

С Англией Лоу не пожелал расстаться – не переехал в Голливуд, став звездой. Может быть, его уверенность, его спокойствие как раз оттуда – из детства в учительской семье в небогатом районе, из жизни, разительно отличающейся от его теперешней – шумной, экстремально-публичной, в которой мир зорко следит за каждым его жестом и бурно обсуждает его якобы мимолетную связь с молодой актрисой, а потом его анализ ДНК на предмет отцовства… И я спрашиваю его об этом. О том, что помогает ему жить под микроскопом всемирно-общественного внимания. Он задумывается. Потом улыбается. Вежливо и печально. И отвечает именно так, как обещал его взгляд, – ясно и откровенно.

Джуд Лоу: Как я пытаюсь сохранить в неприкосновенности свою личную жизнь? Да разве это можно назвать словом «личный»? О нет, у меня нет личной жизни. У меня есть дети, есть моя жизнь… но уже давно нет иллюзий, что можно изолировать все это от остального мира. И я перестал протестовать против публичности. Раньше мне казалось вопиюще несправедливым, что заложниками становятся те, кто рядом… Мой сын-то в отличие от меня не выбирал эту профессию, эту сверхпубличную участь! Так почему же его преследуют папарацци даже в школе? Но потом я, знаете… отпустил вожжи. Теперь я думаю, что надо контролировать себя, а не реальность вокруг. Я пережил этот кризис. И это не первый кризис, который я пережил.

Psychologies: Были и другие?

Джуд ЛоуСамый явный – в начале работы в кино. Меня воспринимали как очаровашку, обольстительного юношу. А я хотел доказать, что я серьезный актер. Мне пришлось доказывать себя, как теорему. Я-то для себя был аксиомой, а доказывал, доказывал. Искал роли, которые демонстрировали бы, как обманчива красота. Героев, которые будто пришли с «темной стороны». Роли, в которых я сам мог бы проявить свою темную сторону – не сладкую, внешнюю, а то, что, возможно, скрыто за внешностью любого красавца. Прекрасный, но такой подлый Боузи в «Уайльде», Юджин в «Гаттаке», Билли в «Полночи в саду добра и зла»… Это же все яростные, рассерженные люди! Возможно, играя их, я освобождался от гнева в себе. От юношеской злости. От юношеской злости на себя самого! Отпустило только после 30. Не хотел бы я вернуться в свои 20...

Что вам в себе не нравилось?

Джуд ЛоуЯ, безусловно, был до известной степени мачо. Не был чужд эйфории от выработки адреналина при преодолении препятствия. Старался продемонстрировать, на что я способен. Но… Есть такая успокоительная поговорка про три самые страшные вещи, которые могут случиться с человеком: смерть, переезд и развод. Я испытал их все. Включая смерть близкого человека, которому был слишком многим обязан… Когда умер Энтони... (режиссер Энтони Мингелла. – Прим. ред.) Развод. Но должен сказать, развод из них худшая. Не хочу об этом говорить. Но поверьте – худшая. Потому что ты по- настоящему встречаешься со своей темной стороной… После развода с Сэди изменилась не моя жизнь. Я изменился. Оставил в прошлом темное в себе. Преодоления для меня больше нет. Мой организм больше не вырабатывает адреналин. Я начал работать больше, и не потому, что хотел что-то доказать, а потому, что хотел стать… в чем-то жадным. Обладать чем-то, что имеет значение только для меня. Это работа. И сад. Я наконец купил дом с садом. И занимаюсь им серьезно, когда есть время.

Вы женились довольно рано...

Джуд Лоу Да, в 21 год. И для меня это было нормально. Семьи в моих планах тогда, конечно, не было, но, когда я встретил Сэди (актриса Сэди Фрост, бывшая жена Лоу. – Прим. ред.), оказалось, что нет ничего естественнее, чем жениться и завести детей. Никакой границы между досемейной моей жизнью и семейной не было… Теперь-то я понимаю: я из тех, кто всегда ищет обязательств… После развода стало как-то тихо, пришлось смириться с тем, что дети теперь не всегда со мной, а я привык быть с ними всегда. Я остался наедине с собой, и оказалось, что это возможно и для меня. Поэтому я и теперь спокойно живу один, впервые с 19 лет вне каких-либо отношений. И я легче стал относиться к встречам и расставаниям. Доминантой для меня стали мои дети, работа и я сам, наконец. До 35 лет я и не знал, что можно быть центром собственного мира. Что можно отрешиться от давления извне, от таблоидов, от внимания. От «самодоказательства». И точно знать ответ на вопрос «Когда вы чувствуете себя по-настоящему счастливым?».