«Имидж» - ходовое слово, «репутация» - полузабытое. Можно ли преодолеть разрыв между искусственно созданным образом и людским мнением, складывающимся годами? Смену имиджа можно произвести в одночасье, а репутация выстраивается всей жизнью. Их конфликт может стать непримиримым.

Яркий пример - Ксения Собчак.

Не она первая сделала капитал на худших чертах времени, но в ее поколении на такой крутой гребень, пожалуй, не поднимался никто. В свои двадцать восемь Ксения Собчак - уже не столько персонаж, сколько понятие. Для этого надо было сильно потрудиться.

В моем мире дочку первого и последнего мэра Петербурга оценивают в узком диапазоне от брезгливости до насмешливого неприятия: неразборчивая, агрессивная, безвкусная. В мире, где обитает сама Ксения, ее рвут на части: смелая, умелая, неутомимая - на льду, в цирке, на туземном острове, у костра, в секс-колумнистках, в шоколаде. Заработки шестизначные, в рабочих сутках 48 часов.

И вдруг тусовщица-трудоголик вышла из глянцевой резервации на нашу территорию - вместе с Александром Вайнштейном стала вести ток-шоу «Свобода мысли».

Ксения Собчак сдвинула старую маску, и из-под нее проглянул новый образ: «Свободу мысли» на Пятом канале ведет сдержанная, неглупая молодая дама. Может ли леопард поменять пятна? - вопросил поэт, путешествуя по Африке; может ли человек радикально поменять имидж? - глядя на Ксению Анатольевну, задались вопросом мы. Ответ искали вместе.

ГЛАЗАМИ КЛОУНЕССЫ

Между невзрачной, петербургски-прозрачной девочкой, вокруг которой всегда вяло слонялись неподходящие спутники, и нынешней дивой такая же разница, как между глуповатой песенкой «Моя сестра вышла замуж», с которой Ксения лет 12 назад впервые снялась на ТВ, и условно-вокальным воем: «Отымею тебя за ночь и привезу к утру». В нашем медийном пространстве сопоставимых персонажей, пожалуй, два - Пугачева и Жириновский. Их громкую известность, помимо дарований, сделала добровольная клоунада на эстраде, в политике, в жизни. Ксения Собчак претендует на куда более широкую палитру состояний - и не видит препятствий. Когда-то великий клоун Никулин сыграл трагическую роль в «Двадцати днях без войны». Но Ксения не играет роли - она строит модели поведения, и тут все выглядит куда менее безобидно.

- Вы - мастер блефа и провокаций. Ваш новый имидж в «Свободе мысли» тоже маска?

- Пока нет, но, безусловно, это некая роль.

- Быть и казаться - разные вещи. Какой сегодня хочет быть и какой казаться Ксения Собчак?

- Я просто очень разная, как любой человек. Раньше про меня говорили, что я стерва, скандалистка, одиозная личность. Потом: нежная, добрая, ласковая. И то, и другое неправда. Правда, как обычно, сложней.

- Вас многие ругают, воспринимая при этом вполне всерьез. А мне кажется, ваш главный жанр и основное проявление - клоунесса. Не обижаетесь, надеюсь?

- Ничуть! Но даже то, что это слово кажется резким в отношении женщины - в одном этом какая-то неправильность и трагичность жизни. Понятно, что были великие женщины-клоунессы, которые вызывают восхищение (здесь для меня главный герой - Фаина Раневская), но это все-таки не женская функция. Настоящую героиню мы представляем томной красоткой под вуалью. Для женщины жанр клоунессы - очень обременительный…

- Но вы же себя им обременили добровольно?

- Это просто часть моей сущности!

- Для поколения отцов вы - «икона пошлости», для поколения детей - икона стиля. Тоже обременительно?

- Знаете, когда я получаю письма от каких-то девочек: хочу быть похожей на тебя, выйти замуж за богатого, ходить в дорогих шмотках… - в этот момент мне становится ужасно, я думаю, господи, какие чудовищные вещи…

- …Вы породили? Но вы ж сознательно работали на этот чудовищный эталон?

- Наоборот, я работала против этого эталона! Через ассоциирование себя с ним! Мне вообще кажется, что единственно возможная форма самореализации в постмодерне - форма соревнования с реальностью. И когда люди этого не чувствуют, мне просто жутко становится! Это самое неприятное - понимать, что я неправильно понята. Потому что люди не видят этого стеба, второго дна…

- Маска «Блондинки в шоколаде» не прирастает намертво?

- Ну иногда прирастает. Зато, если возникает ситуация, когда нужно проявить характер, уже есть механизм, который можно использовать. Я это называю «дать Ксению Собчак». В секунду я могу выглядеть как человек, который впал в ярость или истерику, и люди будут воспринимать это абсолютно серьезно, притом, что это и выключается за секунду.

- Вы в точности, как Хлестаков: «Я - везде». Что вас подхлестывает: выносливость, всеядность?

- Есть разные виды своего пиара. Есть люди, которые не дают интервью, как Пелевин; есть люди, которые покрывают собой все пространство, как Жириновский. Моя стратегия основана на том, что я могу проявлять себя очень массово, но для того, чтобы не перекормить собой и не надоесть, должна быть очень разной. И для меня важно иметь в своем чемоданчике набор совершенно разных… не то что масок, но образов.

- И «Блондинка» будет жить?

- Сейчас времени нет, но когда я разберусь с тем, что есть, я с удовольствием ее снова запущу. И «Дом» я продолжаю вести, каждый день езжу туда и успеваю. Для меня в этом нет противоречия, в этом крутость, понимаете?

- Не вполне.

- Но это то, к чему мы обязательно придем на нашем телевидении: нет низкого и высокого жанров! Если канал «Культура» - значит, обязательно скучные дядьки разговаривают о Серебряном веке, если ТНТ - значит, обязательно жопу показывают. Но если ты делаешь что-то талантливо, весело, живо, это могут быть самые разные жанры и смешение самых разных вещей. Что плохого в шутке ради шутки?! Мне очень в этом смысле нравится американское, французское, итальянское телевидение… Сегодня в студию может прийти Барак Обама, а на следующий день Эминем. В этом крутость.

ТЕНЬ ОТЦА

Каждый может видеть в YouTube файл под названием «Собчак читает стихи»: блондинка в роскошном красном платье выходит на сцену, разворачивается и лицом в камеру читает матерное стихотворение Орлуши «Подарили мне на день рождения надувную Ксению Собчак». Финальная фраза: «Не иметь мне дочку Собчака!» (глагол против оригинала меняю на щадящий. - М. Т.). Наша героиня говорит и пишет матом на ТВ и в журналах. Это не просто табуированная лексика - код доступа. Мат в России стал языком сытых и богатых, а не бедных и полуголодных. Жизнь за гранью нормы способна выражать себя только ненормативно. Насколько лично я представляю себе Анатолия Александровича, ему трудно было бы пережить некоторые моменты дочерних проявлений. Но его нет уже десять лет, и Ксения сегодня свободна заявлять: «Я никакой себя не стыжусь».

- Вы девять лет с немалой для себя выгодой играете на людях в анфан террибля. Сколько в успехе этой игры от вашего характера, а сколько - от конвертации фамилии?

- Тут смесь обстоятельств. Безусловно, моя семья дала мне возможность иметь некую не то чтобы легенду, но с моей фамилией связан для нашей страны некий очень важный исторический отрезок…

- Стали бы делать все то, что делаете сейчас, если б отец был жив?

- Думаю, да. Я всегда хотела иметь отношение к шоу-бизнесу, быть в кадре. Был период, когда я очень не хотела жить в тени своего отца и, возможно, из-за этого выбрала путь, где невозможно оказаться в чьей-то тени. Вот ты сам, вот твой рейтинг, вот твои программы. Сегодня мне даже обидно, что многие мои поклонники знают, кто такая Ксения Собчак, и не знают, кто такой Анатолий Собчак.

- Вы по образованию дипломат, какие политические поступки Собчака считаете самыми яркими?

- Переименование города. Это то, что останется в истории. Какие-то вещи будут блекнуть, уходить, казаться неважными, а дата, когда Ленинград снова стал Петербургом, останется. Безусловно, его поведение во время путча 91-го года, митинги и то, как он сумел не допустить танки, которые шли на город. Это вехи и в его политической жизни, и в политической жизни страны…

- Смогли бы прочитать отцу стихотворение Орлуши про надувную Ксению Собчак?

- Конечно! У папы было потрясающее чувство юмора, он абсолютно не был ханжой. Обожал какие-то матные анекдоты, частушки. В этом смысле он был абсолютно свободным человеком, сам мог выругаться в какой-то ситуации. У него не было того, что я называю «148 выражений поджатой куриной жопы»: как?! вы не знаете этого стихотворения Мандельштама?! Наоборот, я думаю, мы бы вместе посмеялись над этим…

- В политику по его стопам не пойдете?

- Никогда! Как только ты идешь в политику, начинаешь врать и изворачиваться, а я, как только начинаю врать и изворачиваться на публике, и сама себя отвратительно чувствую, и люди замечают, и все это как-то отвратительно получается…

- Лицемерие - самый мерзкий из пороков?

- Нет, в первую очередь я бы согласилась и с Воландом, и с Иешуа: главный человеческий порок - это все-таки трусость.

- Она вам присуща?

- Нет!

ВОКРУГ СВОБОДЫ

Утром на студии имени Горького, где снимают программу «Свобода мысли», Ксению ждут гример, парикмахер, стилист. Пока мы разговариваем, на бледное лицо накладывают плотные лессировки грима, а мокрые волосы превращают в белокурую гриву. На вешалке висят разноцветные платья, но сегодняшняя тема - корни терроризма, и Ксения одевается в скромное, черное. В гримерке она спокойна, готова к ответам на любые вопросы. В студии «Свободы мысли» менее убедительна: не всегда владеет дискуссией, задает наивные вопросы, формулирует некий средний обывательский взгляд на проблему, слишком напряженно слушает наушник.