Приехав в Москву, Люк Бессон нигде не появлялся без Луиз Бургуэн, юной исполнительницы главной роли в его новом фильме «Необычайные приключения Адель». Каждый раз, когда речь заходила о съемках фильма, режиссер вдруг срывался на длинные панегирики Луиз, мол, она и умница, и красавица, и актриса хорошая, и за пять месяцев освоила актерскую пятилетку, и с верблюдами, самыми упрямыми животными на планете, научилась ловко управляться. Нужно ли говорить о том, что, кажется, режиссер нашел новую музу для своих всегда ярких работ. При том, что Луиз проделала действительно колоссальную работу для довольно привередливого и страшно требовательного режиссера, она не зазнается и со всеми общается просто и приветливо даже за пределами конференц-залов. Кажется, Бессон восхищается обеими: и Луиз, и ее героиней Адель. В попытках отвлечь мэтра от образов сильных дам КиноПоиск сразу же после первого российского пресс-показа расспросил его о высоком.

Не хочется ли вам уйти на пенсию, когда вы слышите про себя «мэтр», «культовый режиссер»?

Когда я слышу «мэтр», сразу представляю себе какого-нибудь важного начальника. Я, конечно, тоже начальник, но мэтром себя не считаю. Есть область, в которой таких начальников не может быть, — творчество. В творчестве мэтров не бывает. Разумеется, тебе могут нравиться работы других, они могут питать тебя чувствами и эмоциями, они даже могут тебя вдохновлять, восхищать, ты даже можешь считать их гениальными, но все, что у тебя есть, и все, что ты делаешь, — это ТВОЯ работа, твои произведения. Если я дожил до того, что меня кто-то называет мэтром, это вовсе не значит, что мне пора в отставку. На творческую пенсию уходят те, кому нечего сказать. И в общем неважно, как вас тогда уже называют — творчески состариться можно и в 18 лет.

А что помогает держать себя в творческом тонусе?

Зеленый чай! На самом деле я не большой любитель пожинать плоды славы и вращаться в тусовке большого кино. Не люблю того, что называется звездной жизнью — мне бы лучше по городу покататься на мотоцикле, повидаться с друзьями, гамбургеров пожевать, на живых людей посмотреть, поболтать с ними, чем тусоваться... Так себя более живым ощущаешь, и потом так я чувствую свои корни. Можно, конечно, избавиться от этих привычек и корни обрубить — так можно почувствовать себя легче, но в то же время без корней проще потеряться... Короче, мое кино растет на улицах, а не на коктейльных вечеринках, поэтому на улицах я провожу больше времени.

А есть какие-то планы по собственным фильмам на ближайшее время?

Я не строю планов. Я абсолютно свободен. Могу себе позволить не снимать пять лет, и, наоборот, если нужно снимать два фильма одновременно — запросто. Yes, I can.

А Спилберга намеренно цитируете? В «Адели» было несколько фрагментов, которые невозможно было не считать либо как цитату, либо как большой ему привет.

Ну, намеренно мы сделали в фильме только одно подмигивание Спилбергу — когда процитировали кадр из «Инопланетянина».

Именно подмигивание — не оммаж?

Не, оммаж — это другое. Тут, скорее, дружеская улыбка. Ну, сами посудите: я снимаю ночной Париж, нужно показать и луну, и птеродактиля... Окей, чтобы лучше сделать эту сцену и композиционно, и по освещению, не остается ничего другого, как заставить птеродактиля лететь на фоне луны. Вариантов не много, вот и получился привет Спилбергу. В других сценах — ни в сториборде, ни в сценарии — ничего такого специального не планировалось. Все остальное, что было в сценарии и фильме, уже было расписано и отчасти нарисовано в комиксе 1972 года — в нем и Адель такая же дерзкая и решительная искательница приключений, и птеродактиль присутствует. И, конечно, сам комикс вышел задолго до «Парка Юрского периода» и «Инопланетянина».

А как вы к самому Спилбергу-то относитесь?

Я его очень люблю и уважаю. Он настоящий киногений. Мы с ним несколько раз встречались, и он меня даже как-то на площадку одного из своих фильмов приглашал. Но не относитесь к этому, как к чему-то удивительному: режиссеры, что бы вы про них ни знали, к другим режиссерам весьма и весьма дружелюбно и благосклонно относятся. У меня со многими из них — и с голливудскими, и с французскими — хорошие отношения. Наверное, это все из-за того, что мы не понаслышке знаем, какой на самом деле это каторжный труд — делать кино. Мы, режиссеры, когда встречаемся, как однополчане, знаем, через что каждый из нас прошел, поэтому всегда очень рады друг друга видеть. «Эй, — кричим, — брат, здорово!»

А есть вообще какая-нибудь разница между экранизацией комикса американского и французского?

Всегда есть разница. Американская литература от французской, итальянской или немецкой тоже сильно отличается. Музыка — тоже. Но хочу обратить внимание: культура — это не только выражение твоей национальной идентичности, но и выражение того, что ты есть, как, где и чем ты живешь...

А сильно эти различия диктуют то, как снимать кино?

Не-не-не, единственный, кто тут диктует, — это я сам. У меня есть свое видение, свой опыт и какой-то культурный багаж, в конце концов, у меня есть родители, которые меня по-своему воспитали, есть место, где я вырос, еда, которую я ем, и интеллектуальная пища — все это, конечно, оказало и продолжает оказывать сильное влияние на меня самого и отражается в моих фильмах. Даже то, уверен я в себе или нет, открыт я или не очень, оказывает сильное влияние на то, как я самовыражаюсь. И в общем у каждого — и у меня, и у вас — своя манера выражения того, что мы чувствуем. К примеру, нужно нам снимать сцену завтрака, в которой общаются мать и сын. Какому бы режиссеру вы ни дали эту сцену, каждый снимет ее по-своему. Коппола покажет семью итальянских иммигрантов в Америке (имитирует акценты): «Мамма мия, где же хлеб?!» Француз снимет сцену, в которой герой вдохнет хлебный аромат и протянет: «Боже, как вкусно...» В русской сцене сын стукнет кулаком по столу и возмутится: «Почему у нас нету хлеба на завтрак?» И так далее. Словом, никогда не знаешь, что тебя вдохновит, впечатлит или как-то отразится на твоем воображении, но очевидно одно: ты, как режиссер, всегда будешь отличаться от других, ты всегда будешь уникальным из-за той уникальной среды, в которой ты сформировался. Если тебе нужно будет рассказать историю, то ты для этого используешь весь накопленный опыт, все, что под рукой... Поэтому какой бы комикс ты ни экранизировал — американский, французский, бельгийский, японскую мангу, итальянский, даже русскую графику начала 20 века — ты не можешь абстрагироваться от своего собственного культурного багажа, и снятая тобой сцена будет отражением того, что ты есть. Вот еще, кстати, пример. Несколько лет назад появилось новое поколение будущих режиссеров, которые уже родились с мобильными телефонами в руках. С самого рождения они умеют пользоваться интернетом и серфят уже лет эдак с четырех. И они будут режиссерами. Их видение будет серьезно отличаться от моего, потому что сейчас они без особого напряжения могут моментально узнать и увидеть то, о чем мне в детстве приходилось лишь мечтать. Когда мне было тринадцать лет, мне приходилось придумывать какие-то свои миры или воображать, что я оказался в какой-то другой стране, потому что единственным, что я видел за окном, были коровы. У меня не было возможности посмотреть в сети все что угодно, я не мог кем-то притвориться или придумать себе несколько виртуальных личностей, как это делают сейчас. Уже сейчас видение моего поколения начинает отдавать архаикой. Поэтому мне страшно интересно посмотреть, что будет через пару лет, когда это новое поколение режиссеров начнет снимать.