Карачев - Библиотека, Заря, статьи, обзоры.

Однако ни один из этих постулатов не убедителен. В подтверждение можно указать на то, что почти все сегодняшние тенденции имеют прочные корни в классическом модерне. И это кажется совершенно справедливым, если учесть, что отнюдь не впервые обращается внимание на феномены временности, фрагментации и утраты смысла исторического процесса. В свое время об этих тенденциях уже говорили такие мыслители, как Бодлер, Ницше и Буркхардт. Ницшевский "последний человек" уже испытывал трудности и дилеммы, характерные для "постмодерного" человека.

В частности, Макс Вебер и Георг Зиммель стремились подчеркнуть что, модерн никогда не был эпохой спокойствия. Динамизм, свойственный этой формации, постоянно приводил к конфликтам между ее элементами - между общественно-политической организацией и экономикой, между культурой и инструментальной рациональностью. При этом многое из того, что имеется в виду, когда говорят о "постмодерне", впервые нашло свое выражение в культурном восстании против модерна, под знаменем которого возникло движение модернизма на рубеже XIX и XX вв. Разумеется, модернизм имел много общего с модерном, например, тяготение к функционализму и технологической сложности. Однако если взять

такие течения, как сюрреализм и дадаизм, то становится очевидным, что модернизм также, причем в равной степени, подрывал и некоторые догмы модерна, поддерживая требования "принципа удовольствия" в противовес требованиям "принципа реальности".

Невозможно отрицать, что сегодняшнее современное общество во многом уже не является модерным обществом времен Маркса или Вебера. Вместе с тем модерн - это не западное общество в какой-либо его частной фазе. Это принцип западного общества как такового. Приверженность постоянному росту и инновации требует, чтобы существующие формы рассматривались в качестве временных, поэтому есть все основания ожидать возникновения новых форм. При этом важный вопрос заключается в том, насколько динамика, присущая индустриальной цивилизации, оказалась сегодня приостановлена или перенаправлена. Конечно, распространение индустриального образа жизни по всему миру свидетельствует о его сохраняющемся влиянии. В то же время индустриализм начинает угрожать системам жизнеобеспечения планеты, и именно в это позволяет предполагать, что развитие индустриализма приближается к своему пределу. Вызванные этим перемены в идеях и направленности {социального действия} могут привести к подрыву некоторых фундаментальных основ современности. Однако мы пока еще не можем дать ответа на вопрос о том, выведет ли это нас "за пределы современности".

{... } Я настаиваю на том, чтобы рассматривать постмодерную мысль... скорее, в терминах экспрессивных особенностей ее языка, нежели в качестве мутаций мышления или сознания, как они есть... Эстетика этого нового "теоретического дискурса" могла бы, вероятно, выражаться в следующих чертах: этот дискурс не должен выдавать основоположений и выглядеть так, словно он вырабатывает некие первичные установки или имеет некое позитивное (или "утвердительное") содержание. Данная трактовка отвечает на то распространенное ощущение, что все установки, кажущиеся первичными, фактически являются лишь связующими звеньями в рамках некоего более обширного "текста" в той же мере, как и все, что мы произносим, является лишь звеном длинной цепи или более широкого контекста. (Мы воображаем, что уверенно ходим по некой твердой почве, тогда как на самом деле наша планета вместе с нами вращается в открытом космосе). Это ощущение ведет еще к одному ощущению (возможно, являющемуся лишь временным вариантом предшествующей ему интуиции) - к ощущению того, что мы никогда не сможем заглянуть {в прошлое} настолько далеко, чтобы научиться воссоздавать некие первичные установки. Это ощущение того, что не существует никаких концептуальных начал, а есть только начала репрезентативные, и что доктрина о существовании неких исходных предпосылок или оснований отнюдь не подтверждает неадекватность человеческого разума, якобы нуждающегося в каких-либо основаниях. Ведь последние на деле оборачиваются не более чем фикцией, религиозным убеждением или, что самое нетерпимое, некой философией "как если бы". Для развития и обострения этой темы можно привлечь сколько угодно других тем и идей, включая идею естества и естественного как некого законечного содержания или референта. Это идея, факт исторического забвения которой в постестественную "человеческую эру" становится важнейшей характеристикой постмодерного как такового. Однако наиболее важной характеристикой... {постмодерной} теоретической эстетики, является то, каким образом она организована относительно конкретного табу, запрещающего философские положения как таковые и, следовательно, исключающего как установки в отношении бытия, так и суждения об истине...

Наш Карачев